ПРИНЦИПЫ ИГРОВОГО ЗАНЯТИЯ

Вседозволенность

Как же проводится занятие?

Нужно постараться позабыть недоброе имя, которое снискал термин 'вседозволенность' (несправедливо, как мы полагаем) в педагогических теориях двадцатых и тридцатых годов нашего века. В нашем контексте вседозволенность означает, что на игровом занятии ребенку разрешается делать все, что он захочет; нельзя только причинять вред людям или вещам. Родители просто могут сказать ребенку: 'В течение этого получаса ты можешь делать вес, что захочешь'; эти полчаса будут 'личным временем', или это будут 'особые полчаса'; или так; 'Знаешь, что? На эти тридцать минут ты -  командир'.

Это не так просто выполнить. Для этого от родителя требуется большая сдержанность и внимание. Сдер­жанность нужна родителю для того, чтобы не лидиро­вать, не выдвигать идеи, ничего не предлагать и ни на что не намекать. Совершенно очевидно, что если роди­тель предлагает собственные идеи, ребенок не чувствует себя свободным для того, чтобы делать, что ему хочется. Ребенок должен быть свободен от предложений и дав­ления извне, чтобы решить, что он на самом деле хочет делать.

Приведем пример того, как ребенок больше беспоко­ится о том, что от нее хочет психотерапевт, чем о том, чтобы сделать собственный выбор. Ребенок -  шестилет­няя девочка.

Психотерапевт: Здесь ты можешь делать все, что захочешь.

Девочка: А что мне делать?

Психотерапевт: Ты сама можешь решить.

Девочка: Я не знаю, что делать.

Психотерапевт воздерживается от комментариев. У него подбадривающее выражение лица, он не застав­ляет девочку делать что-то или чего-то не делать. Девочка робко смотрит на игрушки, не решаясь дотро­нуться до них. Кажется, ей хочется взять игрушки из кукольного театра, но она не может решиться. Наконец, она видит принадлежности для рисования, вытаскивает лист бумаги и цветные карандаши и кладет их на стол. Рисование 'безопасно', потому что это нечто, что делают в школе; это считается 'подходящим' занятием для детей.

Она готова начать, но все еще колеблется.

Девочка: Я нарисую дом?

Психотерапевт: Если хочешь.

Девочка: Я нарисую дом. Его сделать желтым или синим?

Психотерапевт: Любым - каким захочешь.

Девочка: Я нарисую желтым. Это мой любимый цвет.

Она продолжает рисовать и когда замечает, что психотерапевт кивает и слегка улыбается, она рисует с большей уверенностью. Она вступила на путь к тому, чтобы рисовать все больше оригинальных вещей, играть с глиной, с кукольным театром, с другими игрушками - путь, по которому она позволит себе идти, выпуская на свободу свое 'я', которое закупорено внутри.

Такая последовательность событий случается с мень­шей вероятностью между родителем и ребенком, чем между психотерапевтом (посторонним человеком) и ребенком, но этот принцип не следует забывать. Роди­тель должен воздерживаться от того, чтобы предлагать идеи и занятия.

Это не означает, что родитель должен воздержи­ваться от действий или отстраняться от того, что про­исходит. Если родитель сосредоточен на ребенке, а ребенок рисует и ничего родителю не говорит, родитель может продемонстрировать свое участие и интерес, комментируя рисунок или описывая его. 'Ты положил синюю краску здесь, и весь низ разрисовал зеленым' (указывая на то, о чем идет речь). Здесь не место для оценок вроде: 'Бог мой, что за дивная картина!' Такая оценка тормозит творческое начало в ребенке и порождает зависимость. Если родитель чувствует, что его оставили в стороне, это просто пред­мет для осознания. Однако ребенок может сказать: 'Ты тоже что-нибудь нарисуй'. Это не повод для родителя сказать что-то вроде: 'Это занятие только для тебя'. У родителя появляется возможность позволить ребенку лидировать, сказав: 'Что бы ты хотел, чтобы я нари­совал?' или 'Что мне нарисовать?' И затем нарисовать то, что велит ребенок. Другими словами, нужно следо­вать указаниям ребенка. На тридцать минут ответствен­ность переходит к ребенку.

Удивительно, сколько энергии требуется от мамы, чтобы в течение тридцати минут сосредоточиться на ребенке, не лидировать, быстро реагировать. Не имеет значения, что родитель находится возле ребенка еже­дневно. Тридцать минут безраздельного внимания -  это совсем другое дело, и они существенно повлияют на обоих. Одна мама рассказывала, что после первого за­нятия ее сын выскочил на улицу и рассказал друзьям, как будто произошло что-то невероятное: 'Знаете, что? Моя мама собирается играть со мной тридцать минут каждую неделю!'

Что ж, если мама разрешает ребенку делать то, что он хочет, что ему захочется делать, что он на самом деле будет делать? Ребенок будет играть. Игра - это язык ребенка. Это его способ самовыражения. Это то, что он привык делать и что он умеет делать лучше всего.

Поэтому мы готовим материалы, с которым ребенок может играть. Должны ли у нас быть настольные игры или комок глины? Должна ли это быть игра, правила которой четко сформулированы, или куклы для куколь­ного представления? Поскольку мы хотим, чтобы ребе­нок был свободным в выборе того, что ему хочется делать, мы воздержимся от игр с четко предписанными действиями. Чем более строго определены действия, тем меньше свободы для самовыражения ребенка. Мы при­готовим неструктурированные материалы (глина, песок, вода).

Ребенок может делать с такими материалами прак­тически все, что он хочет. (В конечном счете, когда происходит генерализация в 'реальную жизнь', нет надобности чего-либо избегать. Что будет, то будет. Даже структурированная игра, хотя и ограничивает самовыражение ребенка, позволяет увидеть многое - если родитель смотрит внимательно: фрустрацию при проигрыше, например.)

Ни один из перечисленных в списке предметов не является святыней. Родители могут добавить другие предметы, которые покажутся им необходимыми, воз­можно, предварительно проконсультировавшись с психотерапевтом. Они могут купить кукол для кукольного театра или сделать их сами -  это не имеет значения. Однако хорошо, чтобы все было готово уже к первому занятию, чтобы не добавлять игрушки каждую неделю, поскольку это незаметно будет направлять ребенка - привлекать его внимание к новой игрушке, усложняя структуру.

В действительности дети будут структурировать си­туацию по-своему - что совершенно иное дело. Они могут играть с кукольным театром все полчаса, и ни к чему другому не прикоснуться. Они могут скакать от одной игрушки к другой и ни на чем не остановиться.

Что бы они ни делали - все правильно. Им разреша­ется делать все, что придет в голову, а не то, что удобно родителям, и не то, что родители от них ожидают.

Понятно, что любое вмешательство в ход занятия может принести вред, прерывая ход мысли, поэтому лучше всего выбрать такое время и место, где никто не будет мешать или будет делать это как можно меньше. Родители не должны даже отвечать на теле­фон - непривычная и неприятная ситуация. (Одна из матерей, не отвечавшая на телефонные звонки во время занятий с пятилетним сыном, обнаружила, что ребенок от этого совершенно расстроился. Это стало пищей для игрового занятия.)

Игровое занятие не следует проводить в детской, потому что собственные вещи и игрушки ребенка будут его отвлекать. Любая другая комната в доме, в которой можно уединиться, вполне подойдет. Если это возможно, лучше всего всегда использовать одну и ту же комна­ту - тогда можно чувствовать себя уверенно и не ду­мать всякий раз о месте занятия. Время занятий лучше выбирать так, чтобы другие дети в этот момент ужинали или уже были уложены - это позволит избежать вмешательства. Некоторые родители в группе догова­ривались с друзьями или соседями, которые брались посидеть с другими детьми на время занятия.

Короче говоря, это занятие ребенка. Эти полчаса принадлежат ему. Эти полчаса - особенные. (Именно по этой причине рекомендуется в конце занятия убрать игрушки и не прикасаться к ним до следующего заня­тия на будущей неделе.) В такой атмосфере ребенок учится чувствовать себя все свободнее и свободнее, и глубоко спрятанные мысли, чувства и желания, о су­ществовании которых родитель не подозревал, а, возможно, не подозревал и сам ребенок - становятся очевидными.

Это дорога к более ясному пониманию ребенка.

Принятие

Когда родитель позволил ребенку делать все, что он хочет, и ребенок почувствовал себя достаточно сво­бодным, чтобы делать то, что ему хочется, и когда то, что он делает, выглядит враждебным, или странным, или бессмысленным, или скучным - неважно, что это, если только при этом не нарушаются установленные границы - родитель должен принимать то, что ребенок делает.

Это означает, что, если ребенок в течение тридцати минут перескакивает от одного предмета к другому, родитель улыбается и смотрит заинтересованно, и гово­рит себе: это его потребность к исследованию, и я могу его понять.

Это означает, что, если ребенок в течение тридцати минут играет с одной куклой или с одним куском глины, или в течение тридцати минут затачивает один карандаш, родитель улыбается и смотрит заинтересо­ванно, и говорит себе: я думаю, ей нравится играть с этой куклой или с куском глины, или затачивать карандаш.

Это означает, что, если ребенок заставляет маль­чика-куклу ударить маму-куклу, и потом украдкой бросает взгляд на мать, потому что смысл действия так понятен, она постарается не упасть немедленно в обмо­рок, не подаст виду, что она шокирована, и не скажет медовым голосом: 'О, мальчик ведь не сделал бы этого, правда?'. Она улыбается и смотрит заинтересованно.

Собственно, родитель может пойти дальше и расста­вить акценты в действиях ребенка. Когда ребенок изображает, как одна кукла бьет другую, а потом быстро бросает обеих, родитель может сказать: 'Во время на­ших занятии это нормально, если они бьют друг друга'. Таким образом, ребенку сообщают, что это нормально - вымещать агрессию на игровых занятиях. Родитель следует за ребенком, поскольку идея затеять драку между куклами изначально принадлежала ему. Роди­тель принимает то, что хочет сделать ребенок, давая ему на это разрешение. Аналогичным образом, матери, сказавшей своему ребенку: 'О, мальчик ведь не сделал бы этого, правда?' - когда кукла-мальчик побила куклу-маму, мы посоветовали в следующий раз ска­зать: 'Ух ты, он все-таки отлупил ее'.

Именно принятие, и только оно, позволяет ребенку понять, что вседозволенность - настоящая. Родитель говорит ребенку: 'В эти полчаса ты можешь говорить, что захочешь, и делать почти все, что захочешь',- но как ребенок может знать, что родитель действительно имеет в виду именно это? Единственный способ выяснить это - сделать и посмотреть, как на это отреагирует родитель. Если родитель принимает его -  значит, вседозволенность существует на самом деле.

Допустимые действия и чувства

Часто родители говорят ребенку, который тем или иным способом выражает свои гнев, например, наносят папе удар по ногам. 'Никогда не делай этого больше! Как ты смеешь делать такое!' Если смысл замечания состоит только в том, что ребенок не должен бить и при­чинять боль, оно не причинит вреда. Но так или иначе, говорится об этом или нет, замечание перечеркивает все: тебе не следует чувствовать, будто ты хочешь уда­рить папу по ногам.

При нормальном росте и развитии чувства и потреб­ности прячутся у ребенка глубоко внутри, и естествен­ное продвижение состоит в том, чтобы отреагировать эти чувства или возникающие из них порывы. Большин­ству детей нужна помощь, чтобы научиться контроли­ровать свои чувства и порывы. Одним из способов достижения этой цели состоит в признании чувств ребенка и поиске приемлемых вариантов их выражения. Когда ребенок сердится и хочет ударить маму, она может по­казать, что понимает его чувства, сказав: 'Ты на меня сердишься',- и предложить приемлемый вариант: 'Но меня нельзя бить. Ты можешь вообразить, что кукла - это я, и побить ее'. Тем самым ребенку позволено про­явить чувства и освободиться от интенсивных эмоций. Постепенно ребенок усваивает, что чувства допустимы, но недопустимы те или иные действия или способы поведения. Он привыкает также контролировать импульсы.

Если родитель сказал: 'Не бей меня!' или 'Ты не можешь меня бить' -  сообщение, которое получает ребенок, звучит следующим образом: ты не имеешь права чувствовать желание ударить; ты не должен сердиться ты не должен хотеть это сделать; такие чувства запрещены. В то время, как первое сообщение: чувствовать можно,  драться   нельзя - подходит для того, чтобы существовать в мире, второе сообщение: ты не должен чувствовать желание ударить - является деструктивным для личности ребенка. Родители, разумеется, должны контролировать поступки, но не следует даже пытаться контролировать чувства. Когда родители говорят, что чувства плохи, они могут накликать беду. Невыраженные чувства никуда не уходят. Они выль­ются позже и, как правило, с удвоенной разрушитель­ной силой.

Чувства не хороши и не плохи; чувства просто имеют место. Все, что вы можете сделать - это знать, что они есть, или не знать. Лучший способ не знать - это пола­гать, что это плохое чувство, скверное желание, неподо­бающая мысль. Тогда вы сможете вытеснить их из своего сознания.

Во время игрового занятия родители должны поста­раться отказаться от тенденции к подавлению чувств. Главная мысль, которую они должны донести до ре­бенка состоит в том, что в то время, как действия сле­дует контролировать, в своих чувствах каждый абсо­лютно свободен.

Озарение (инсайт)

В добрые старые времена расцвета психоанализа предполагалось, если кто-то совсем запутался и влюб­лен в свою мать, что было весьма модно, все, что следует сделать - это обнаружить такой феномен, и человек излечится (картина, разумеется, несколько упрошена). Но проходили десятилетия, и на многих психотерапевтов снизошло озарение, но, тем не менее, они остались такими, какими были.

Дальнейшие рассуждения пошли по такому пути: хорошо, он понимает разумом, но чувством он, в сущ­ности, не понимает. В этом может быть частица исти­ны, но для наших рассуждений важен тот факт, что инсайт сам по себе имеет сомнительную ценность.

Обычно вы не можете просто объяснить человеку, что он делает 'на самом деле', услышать в ответ: 'О да, я понимаю' - и наблюдать последующие за этим изменения. Это случается редко.

Инсайты, разумеется, имеют определенную ценность. Не ждите чудес. Если мама говорит старшему ребенку: 'Я знаю, ты ревнуешь к родившейся сестричке, но пре­крати бить ее в живот' -  это не значит ничего. Стар­ший ребенок все равно ревнует, что рядом с ним по­явился кто-то другой.

Если родитель собирается объяснить ребенку, по­чему он делает то, что он делает, лучше всего для родителя сделать это в одном предложении и не более, чем в десяти словах: 'О, я думаю, ты злишься на Джо­на'. Или: 'Тебе не нравится заниматься этим, потому что это трудно'. Или: 'Я думаю, ты боишься, что можешь ошибиться'. И все! Потому что, если родитель скажет что-то еще, ничто - включая и первое предло­жение -  не запомнится. Если это нельзя сформулировать в одном предложении - забудьте об этом. Об этом свидетельствует наш опыт. Ребенок просто не услышит. Сообщение не отложится. Одно предложение - и точка; это может отложиться. Повторим: может.

Драматизация ситуации, разыгрывание ее в куколь­ном театре может помочь. Возможно, кукла-ребенок ударит куклу-маму, и мама будет плакать большими крокодиловыми слезами, преувеличивая до определен­ной степени -  это может помочь осознать, что ребенок сердится на маму.

Может оказаться эффективным быстрый вопрос: 'Вот так-так, интересно, почему ты так сильно сердишься на меня' или 'на сестричку', или на что угодно. Снова: очень кратко. И такой вопрос констатирует, что ребенок действительно сердится на маму или сестру.

В действительности функция родителя заключается не в том, чтобы обеспечить ребенку инсайт, но в том, чтобы понять ребенка и транслировать ему это понима­ние. Если развивается инсайт, это очень хорошо, но родители должны не поддаваться искушению навязы­вать ребенку инсайты.

Ограничения

В предыдущей главе было сказано, что ребенку раз­решается делать почти все, что он хочет, кроме нанесе­ния вреда людям или вещам. Так что же это значит: кроме нанесения вреда людям или вещам? Это означает, что существуют ограничения, за пределы которых ребе­нок не может переступать даже в такой ситуации вседозволенности. Это ограничение включает нанесение физического ущерба кому бы то ни было, себе или ро­дителю, или любому объекту, не являющемуся частью игрового инвентаря.

Понятно, что мать не разрешит ребенку разбить окно или ударить ее по ногам. Целью занятий является об­наружение чувств и достижение понимания, а не страдание от физической боли, неудобств и не появление ненужной работы и дополнительных расходов.

На самом деле маловероятно, что ребенок будет получать удовольствие, нанося увечья, даже если роди­теля Бог наградил таким дитятей, что занимается этим в любое другое время. Получая безраздельное внима­ние родителей, ребенок внезапно обнаруживает, что не 'обязан' это делать - по крайней мере, на протяже­нии занятия. Однако дети могут случайно нарушить ограничения, но такие действия очень трудно предусмотреть.

Может возникнуть вопрос о грубостях. Произнесен­ное слово не может нанести физического ущерба людям или вещам, и именно поэтому преимущество занятия состоит в том, что можно позволить ребенку говорить все, что он хочет. Если родитель может с этим спра­виться -  отлично. Если родитель просто не может выносить грубостей, то лучше добавить это запрещение к числу ограничений, наряду с нанесением физического ущерба людям и вещам. Большинство родителей, заста­вивших себя позволить ребенку такие слова, обнару­жили впоследствии, что они были сказаны лишь еди­ножды или дважды, или вообще не были сказаны. Как и нанесение вреда людям и вещам, вероятность появ­ления этих слов, как правило, невысока, кроме тех случаев, когда на занятиях присутствует более одного ребенка -  но это уже 'аспирантский' курс.

Единственное ограничение, которое чаще всего вызы­вает споры, -  это ограничение времени. Ребенок, как правило, не склонен заканчивать занятие по истечении тридцати минут. Это критическое время. Родители должны научиться последовательно приучать ребенка к этому ограничению. Когда родитель настаивает на ограничении и прерывает занятие, которое действительно интересно, ребенок учится самоконтролю. Он учится прекращать дело, которым ему действительно хочется заниматься. Это очень важное достижение!

Вероятность того, что ребенок прекратит чем-то за­ниматься ровно через тридцать минут, мала. Тогда заставить его закончить - задача родителей. Это гово­рит ребенку о том, что хотя на занятии позволено почти все, тем не менее, существуют элементы реальности. За пять минут до окончания занятия ребенка нужно предупредить об этом; 'Маша, до окончания нашего занятия осталось пять минут; через пять минут надо будет закончить'. Это позволяет ребенку подготовиться к окончанию занятия - важный элемент в обучении самоконтролю.

Родители прибегают к разным способам, чтобы ос­вободиться от необходимости твердо соблюдать времен­ное ограничение. Они заводят будильник -  чтобы ребе­нок мог рассердиться на будильник, а не на них. Они делают ребенку не одно предупреждение, а много о том, что время почти закончилось.

Из того, как родитель справляется с ситуацией, можно кое-что узнать об отношениях роди­телей и ребенка.

В то время, как вседозволенность является, возмож­но, самым важным моментом для робкого, замкнутого ребенка, соблюдение ограничений является чрезвычайно важным для агрессивного и манипулятивного ребенка.

Вопрос о том, должны ли родители заранее сказать ребенку об ограничении и нанесении ущерба людям и вещам или дождаться, пока ограничение будет нарушено, и уже тогда все объяснить, лучше всего решается спонтанно по мере возникновения потребности. Пре­дупредив о правилах заранее, мы поставим во главу угла этого особого времени запрещение и можем, таким образом, подавить свободу и вседозволенность, которые необходимо транслировать ребенку.