ХОРОШИЙ ПРИМЕР

Отличным примером того, как можно позволить вось­милетнему мальчику свободный поток деятельности, при этом заставляя его, когда это необходимо, придержи­ваться ограничений, служит занятие Марины. (События из­лагались так, как будто они были случайными, но в них была определенная последовательность.)

Марина начала с того, что рассказала, как ее сын Олег заявил: 'Я хочу тебя отшлепать'. В мои намерения не входило, что каждая мать будет позволять, чтобы ее лупили, но по той или иной причине она ему разреши­ла - я думаю, потому, что она знала, что он не соби­рается бить сильно. Он сказал: 'Ты видишь, это больно. И ты со мной не должна этого делать'. Олег сказал также, что она скверно поступает, когда шлепает его младшего брата. Потом он захотел помассировать ей шею. У него иногда болела шея, и тогда Марина делала ему массаж; теперь он захотел сделать это для нее. Марина объяснила это тем, что он хотел так загладить то, что сделал ей больно. Потом он взял бурую глину и спросил: 'Я и в самом деле могу сказать то, что хочу?' Она сказала: да, и тогда он произнес грязное слово, обозна­чающее то, на что была похожа бурая глина, и Марина постаралась сохранить бесстрастное выражение лица. По­том у них произошел воздушный бой. Его самолет вре­зался в ее самолет - самолеты были сделаны из глины. Тогда он захотел продлить занятие, потому что 'у нас не хватит времени сделать хорошие самолеты'. Олег был умным, сообразительным восьмилетним мальчиком, и он знал, когда кончаются полчаса; он вполне свободно умел узнать время но часам. Марина сказала: 'Тебе хоте­лось бы иметь гораздо больше времени, но наше заня­тие подошло к концу. Ты сможешь продолжить эту ра­боту на следующей неделе, если захочешь'.

Вся красота заключалась в том, что она следовала за ним на всем протяжении занятия. Однако в том, что мама разрешает ребенку поднять на себя руку, заключаются некоторые опасности. Ребенок может почувство­вать себя виноватым или мама - обиженной. Марина реши­лась на это, и все прошло замечательно, но это риско­ванный шаг. Мы не рекомендуем это делать.

Желание Олега помассировать маме шею было не просто попыткой помириться. Возможно, это был его способ взять на себя ответственность. С одной сторо­ны, ему захотелось отшлепать ее. С другой стороны, он сделал ей массаж. Он и в самом деле выигрывал.

Потом Олегу захотелось проверить, как далеко он может зайти. Может ли он употребить грязное слово? Марина позволила ему это. Тогда он пораскинул умом: так, я могу сбить ее самолет. Я могу быть агрессивным по отношению к ней. Агрессия, как ни странно, является чувством, выражающим близость. Когда мы думаем, что это враждебность, это звучит ужасно, но иногда она яв­ляется знаком близости. Потом Олег сделал еще один шаг и, прибегнув к манипуляциям, постарался заставить мать продлить время. Он хотел посмотреть, как далеко он может зайти. И в этой точке она сказала: нет. 'Ой, но я хочу сделать самолеты'. - 'Наше время истекло, ты можешь сделать это на следующей неделе'.

Это маленькое ограничение заставило Олега по­нять, что Марина настроена серьезно. Она не повысила го­лоса и не рассердилась: он знал, что она по-прежнему его мама. Все остальное было, по существу, актерской игрой; он испытал, как это -  быть командиром, управ­лять ситуацией, выражать агрессию и тому подобное. Но действительность состояла в том, что тридцать минут были тридцатью минутами, и она сказала это ему, установив временные границы: 'Я -  мама, и я говорю так'. Это действительно была красивая последователь­ность, не отдельные несвязанные эпизоды. Последова­тельность чего? Того, что Олег становился все ближе и ближе к матери, и она свободно допускала это, и выяснения ее положения, так сказать. Он эксперименти­ровал, чувствовал и рос.